Игра в другой конец - по мотивам рассказа
"Голубые слезы" (поток сознания на ходу)

Зря выехал в Тель-Авив рано. Поезд утром забит. И потом до брифинга часа три околачиваться. О, двинулись. Глупая реклама: кого пытаются завлечь в банк саксофоном и барабаном?

Эвкалипты, эвкалипты – серые, пыльные, старые. Наверное, таким я ей и показался – серым и древним. Еще и немой. Конечно, отказала, и правильно сделала!

Почему на кладбищах всегда кипарисы? Была девчонкой, книжной тихоней, а сейчас – ярче той бордовой бугенвиллеи у белых могил. И тут я: будь координатором проекта. Да если какие-то чувства у нее и были тогда, давно – все. Подкосил на корню. Чудо, что вообще узнала.

Барак с асбестовой крышей. Господи, кто до сих пор использует асбест! Опять бугенвиллея – протест желтому полю. Болельщик «Маккаби» в желтой майке. Малыш в желтой коляске. Раздражает желтизна.

Первая женщина, которая не отвела взгляда, не повысила голос, будто я глухой. Дурак!

Вниманию пассажиров: на следующей станции поезд длиннее перрона. Не выходите из последних вагонов, продвигайтесь к центральным.

Короткие перроны… Ха! Кое-кто выиграл тендер по переустройству вокзалов и станций. Как ждал этого первого брифинга с подрядчиками… А приедет к ним не архитектор Кац, а немой мужик в статусе «кисель». Даже после ранения не доходил до таких нулей. Лучше бы не встречал ее.

– Мам, это не честно, скажи ему! Это не считается!

– Нет, считается!

О господи. Глухим в израильской электричке точно спокойнее.

Следующая станция «Университет». Аварийный выход –  спасибо, для меня.

***

Лет десять здесь не был. Пройдусь вдоль Яркона до озера, потом вернусь, еще две остановки проеду. К 12-ти буду. Парень тащится по газону с гроздью шаров. Желтых. Born to be colorful. Сговорились они все? 

Знала бы, как мне трудно просить. Но откуда ей знать. Свалился на нее со своим «говорящим» блокнотом посреди рабочей смены в кафе.

Эвкалипты сбрасывают кору… Бесстыдники. Кажется, так мама их называла. Нет, причем тут стыд. Смелые деревья. Обнажают сердцевину, не боятся. А стыд – эти выцарапанные  сердечки с инициалами на каждом втором стволе. 

Жил столько лет, не вспоминал о ней. Чего вдруг? Что нашло? Да, глаза необычные, похожи на это озеро с островом – голубые склеры вокруг коричневых радужек. И смотрят так, словно полоску за полоской сдирают с тебя кору отговорок: «я все сам», «никто мне не нужен»…

Ну и гвалт. А, гнездо попугаев. Она смогла бы свить гнездо нормальности в твоей серой пыльной кроне. Не жалости, не сочувствия. Нормальности. Вот. Вот чего вдруг.

Дурак, полез с деловым предложением! Надо было на прогулку пригласить, хоть бы и в парк – утки, лодки, катамараны. Или покатались бы по аллеям на электросамокате, как эта парочка. А теперь ходи тут сам, под ор попугаев, в полном обмундировании: толстенный слой защитной коры, костюм с галстуком и борода – спрятать шрам. Все сам. Сам.