ГРОХОЧУЩАЯ СЛЯКОТЬ - СИНЕСТЕЗИЯ. Часть 3

В отличие от моей дочки, для которой цифры, ноты и слова – цветные, я не синестет. Почему же я так углубляюсь в синестезию, разбираю ее в блоге, вплетаю в роман?

Наверное, потому, что до сих пор нащупываю свой путь в писательстве: что нравится, а что нет. К кому прислушиваться, а от каких советов бежать.

На курсе «Магии редактуры» я осознала, почему одни тексты мне так нравятся, а другие – нет. Дело в звукописи. Теперь, когда читаю в «Июльской грозе» Пастернака «Не отсыхает ли язык У лип, не липнут листья к небу ль…», улыбаюсь звукописи на «ли», как старой знакомой. Впитываю. А потом и в моем тексте звуки оживают: «Жалюзи заскользили жужжа…»

Вот она, синестезия! Лиловый гам, грохочущая слякоть… Такие метафоры – почерк Пастернака.

И не только в поэзии, но и в прозе: «А надо всем каркающим лоскутом носилось мокрое и свинцовое слово: город».

Это цитата из его повести «Детство Люверс», где главная героиня ощущает слова и на цвет, и на ощупь (легкий-тяжелый, сухой-влажный). В этом произведении исследователи насчитали около 200 примеров синестезии.

Говоря о Пастернаке, как не вспомнить царицу звукописи, ритма и метафор – Цветаеву?

Прочтите вслух: «пузырчатой трели» – язык играет трель «р-т-т-р-л». Цвет и звук не просто соединяются, они сталкиваются, лопаются как пузырьки, как спелые ягоды.

Во втором отрывке (из эссе) игра звуков не просто движет смысл – от боли к покою, от отказа к принятию – но и создает тактильный слой восприятия. «Замшелое ш» и слышится, и ощущается шелестом монашеской одежды.  

Пастернак и Цветаева не были синестетами. По крайней мере, в отличие от Набокова и Кандинского, они в этом не признавались. Но и без синестезии они знали, как смешивать чувства – и делали это виртуозно. Их образы звучат, вибрируют, дышат. И мне хочется учиться у них. Потому что для меня синестезия – не просто феномен, а поиск того, как передать мир в тексте. Моя тропинка к магии слов.

А какие открытия о себе изменили ваш мир? Что в нем звучит иначе?