КАК Я ПОБЫВАЛА В ТЮРЬМЕ

1997 год.         

Первый семестр медфака совпал с концом армейской службы. Я копила отпускные чтобы раньше освободиться и успеть к началу учебы. До последнего надеялась, что примут в Тель-Авив. Не приняли. А Технион не только принял, но и дал комнату в общаге медиков на улице Алленби. И с напарницей мне повезло. Ирит, второкурсница с шикарным, совсем недокторским почерком и классными конспектами, обладала тем, чего не хватало мне – житейской хваткой.

Именно она и привела меня в Ассоциацию по борьбе с раком.

Каждую осень перед благотворительной акцией «Постучись в дверь» они набирали студентов для разъяснительных встреч в школах. Мы рассказывали ученикам, как проводить сбор, на какие исследования и лечения идут деньги, раздавали пакетики и пачки квитанций. А потом меня взяли на постоянку.

Три года я ездила по хайфским школам: в старших классах проводила урок о вреде курения, в младших – «Хахам башемеш» («Будь умен под солнцем»). Если прежде во мне теплилось желание стать учителем (по семейной традиции – обе бабушки и дедушка), хайфские школьники выжгли его без остатка.

Особая жесть – когда учитель отлучался «на минутку», а я со своими постерами и каракулями на доске оставалась под прицелом развинченных ручек, заряженных бумажными шариками.

А что за мигрень – согласовывать лекции с завучами! До сих пор помню Неуловимую Веред из «Лео Бек». Приезжаю на предварительную встречу, а ее в школе вообще нет! Пришлось ехать к ней домой: Веред пекла коржики для сына, которого неожиданно отпустили на три дня из армии.

К четвертому курсу я перестала работать в ассоциации. Но однажды, за день до экзамена по гистопатологии, зазвонил телефон. Я оторвалась от микроскопа с фиолетовыми гематоксилино-эозиновыми препаратами и щелкнула на кнопку паузы в кассетнике: «Il est venu le temps des cathédra-a-le-es…»

Оборванное вибрато Бруно Пеллетье (я тогда учила французский и «болела» мюзиклом «Собор Парижской Богоматери») еще пару секунд звенело в воздухе.

– Инна, выручай! – координатор Яфа никогда не ходила вокруг да около, – Послезавтра. Под Хайфой. Моти очень просил.

Яфе невозможно было отказать. Да и проветриться после экзамена не помешает.

На следующий день со мной связался Моти. Вежливым прокуренным голосом уточнил, могу ли я провести сразу обе лекции. Я согласилась, и он продиктовал адрес:

– Тюрьма «Кармель». Бери любой автобус до перекрестка Атлит. Обратно мы тебя подвезем, не переживай. Главное, захвати удостоверение.

***

О чем я думала, пока шла вдоль банановых теплиц от остановки к заходящему в море солнцу? Не помню. Скорее всего, повторяла в уме план урока.

Часового предупредили, что придет студентка. Но не предупредили, что выглядеть она будет максимум на шестнадцать. Мое удостоверение он, как и полагается, отобрал. И сумку обыскал конкретно – выложил пачки наклеек с солнцем в темных очках, развернул постер «Курение вызывает импотенцию» и при виде поникшей сигареты расхохотался. Хорошо, как раз подошел Моти – седой дядечка в форме, смахивающий на вахтера нашей общаги.

В лучших традициях Голливуда он повел меня длинным коридором, в конце которого гудел улей размером с вокзал.

Моти открыл дверь, гаркнул: «Тихо!» и кивнул мне: «Иди!».

«Вокзал» оказался комнатой не больше школьного класса, только без окон. Внутрь набилось человек сто. Четыре охранника стояли по бокам и каждый пятый выдох шикали. И тут аудитория в серо-оранжевом узрела меня… Очкастая студенточка с хвостиком расскажет зекам о вреде курения и пользе солнцезащитного крема? Вот это шоу!

Такой тишины ни Моти, ни охранники своими «Шшш!» не добивались ни разу. Секунды три жужжали только флуоресцентные лампы. А потом – гогот, топот, улюлюканье.

От вопросов «на вовлечение» я отказалась сразу. Публику интересовало все: мой возраст, акцент, цвет глаз и цвет лифчика... Стопроцентное вовлечение!

Сначала я еще придерживалась плана:

– Курение за рулем повышает риск смертельных аварий на…

– А не за рулем – можно? – пробасил кто-то в первом ряду.

С галерки потянуло дымком: двое закурили.

На каком-то этапе я перестала слышать себя. Зрительный контакт свела к нулю. Слова, призывы, статистика отскакивали автоматически. Палец сам скользил по плакату. И так полтора часа.

***

Когда на выходе мне вернули удостоверение, казалось, прошли сутки. Только сейчас стало доходить: я побывала в тюрьме!

Моти дождался со мной водителя. Открыв дверь казенной машины (к счастью, обычного Опеля, а не «зинзаны» с решетками на окнах), он пожал мне руку:

– Было замечательно! Приезжай к нам опять!

Я улыбнулась. Ага, конечно. Но номер его сохранила, мало ли.

И еще долго запись «Моти, тюрьма Кармель» кочевала из одного ежедневника в другой, пока не затерялась в электронных мозгах очередного Нокиа.

Иногда думаю: интересно, отговорила ли я в тот день от курения хоть кого-то?